Стас Жицкий

[Сборщик податей]

МЕЛКИЕ ДЕТАЛИ ВНУТРЕННЕГО «Я» ЯПОНСКОГО ГОРОДОВОГО

Один г-н был самураем. Конечно, если руководствоваться древнеяпонской табелью о рангах, то самурай не мог быть полноценным г-ном, потому что у него у самого должен был иметься г-н, а именно сёгун, стоящий на японской социальной лестнице на ступеньку, а то и на целый пролет повыше. Хотя, если посмотреть со ступеньки пониже, например, с позиции простого крестьянина — то самурай был ему вполне г-н. Чтобы не путаться в определениях, пусть уж этот самурай будет в нашей притче г-н, а сёгуна для краткости будем звать просто сёг-н.

У г-на самурая была проблема. Г-ну самураю было крайне необходимо заиметь себе сёг-на, что в условиях ограниченного спроса на самураев на фоне их неограниченного предложения было весьма затруднительно.

К тому же г-н самурай был еще неопытным, из лука не обстрелянным и мечом нерубленным — только-только из самурайского училища. Хоть и окончил он его с красным японским дипломом, но сёг-на еще ни разу себе не искал. Поэтому нервничал страшно, боялся потерять лицо и даже заранее подумывал о сеппуку.

Тут как раз одному сёг-ну срочно понадобились разнообразные асигара. Оклад хороший — 100 коку риса в год6 плюс социальная программа: бесплатный кусунгобу и кайсяку, а также похороны за счет сёг-на (если он к тому моменту сам себе харакири не сделает). И карьерный рост обещают (если, опять же, не харакири) — аж вплоть до хатамото.

Чтобы не потерять лицо и таки быть взятым в асигара, г-н самурай стал мучительно заниматься рытьем в себе, то есть самокопанием в собственном имидже, то есть рассматриванием мелких деталей своего внутреннего «я». Результаты рытья, копания и рассматривания его категорически не устроили, и короткий кинжал кусунгобу мысленно завис над его животом.

— Теорию учил? Ну-ка, о чем 1228 глава «Хакагурэ»? Наизусть, и быстренько! Что сёг-н о тебе подумает, представляешь? — грозно спрашивал кинжал у г-на. — Зачем ему дремучие самураи?

Усилием самурайской воли г-н самурай убрал кинжал от живота и принялся за самосовершенствование с целью наилучшего представления себя в глазах потенциального покупателя. То есть принялся за оттачивание мелких деталей своего внутреннего «я».

Для начала повторил наизусть все 1300 глав «Хакагурэ». Подумав, на всякий пожарный, выучил Бусидо целиком. Было тяжело, но, разогнавшись, г-н самурай выучил заодно и «Закон о военных домах», и «Основы воинских искусств», и кое-что еще факультативное, чтобы не быть застигнутым врасплох.


Долго ли, коротко ли, но с образовательной неуверенностью г-н самурай почти покончил — ну разве что на 1228 главе немножко запинал-ся. Однако зловещий кинжал снова замаячил перед его мысленным взором:
— А ну как сёг-н не только твоей юридической подкованностью заинтересуется? — злорадно спрашивал кусунгобу, и его острие опасно приближалось непосредственно к пупку г-на самурая. — А ну как сёг-н заинтересуется твоим вооружением? Во всеоружии ли ты осмеливаешься претендовать на столь почетное место?

Г-н самурай бросился изучать, холить и чистить матчасть — целых 12 кило без шлема! Потренировался в ритуале надевания (на время), натренировался как омоновец, неизвестный в ту пору, то есть за полминуты мог облачиться в полный панцирь ёрои (а в неполный харамаки и вовсе за пятнадцать секунд заныривал). Это без шлема, конечно. Одна досадная деталь — со шлемом даже в минуту не укладывался — ну, не получалось быстрее.

Поупражнялся во владении оружием тоже — а ну как сёг-н захочет испытать на деле достоинства потенциального своего г-на самурая? На всякий случай пострелял из лука юми в цель — попал много раз, на всякий же — мечами помахал всеми возможными — дайто, катана, кодзука, когай, потренировался в отрезании голов, выцарапывании иероглифов и украшении прически. Попрактиковался в метании копья яри, порубил чучела врагов алебардой нагината, помахал кистенями тигирики и железной дубинкой дзиттэ. Вроде бы получалось достаточно совершенно для того, чтобы лицо не потерять. Разве что в кистенях иногда путался — но это уже совсем мелкая деталь.

Но тут, как назло, опять мысленный кинжал появился.

— А ну как сёг-н не только в военных искусствах тебя испытывать станет? Может, ему твою духовность подавай? Тогда как, а? — и снова в пупок метит.

Пришлось неуверенному в себе г-ну вспоминать все возможные в приличном обществе способы стихосложения и прозописания — включая танки, хокку и хайбун.

На случай, ежели сёг-н усомнится в его изобразительных талантах, припомнил приемы древней техники сумие и выучился рисовать сто двадцать новых иероглифов в стиле элегантной импровизации, включая такие сложные как «конкурентоспособность», «мотивация через содержание труда» и даже «структурный дисбаланс функций при репозициони-ровании продукта». После чего мысленный кинжал беспокоить его побаивался.

Долго ли коротко ли (а точнее, очень долго и совсем не коротко), но отточил г-н самурай детали своего внутреннего «я» почти до идеального состояния. И кинжал не мерещится, и лицо — вот оно, не потеряно. Вроде бы все детали предусмотрены, все тонкости учтены, можно предлагаться сёг-ну — как такого самурая да не взять?

Приходит к сёг-ну, стучится в ворота, а стража его и не пускает:
— Иди, — говорят — отсюда, неслуживый. Не нужны нам больше самураи. Своих некуда девать. Лет через десять приходи, когда этих поубивают.

Собрался было наш г-н себе харакири делать, но умные (и добрые) люди посоветовали ему обратиться за советом к сионским близнецам, что преподавали на высших курсах самурайского усовершенствования15.

Приходит г-н к сионским близнецам, а те си-дят себе, в усы дуют, играют в шашки го и заботливо так интересуются, какая беда г-на самурая к ним привела.

— Да вот, — говорит г-н самурай. — Не взяли ме-ня в самураи.
— Отчего так? Не подошел, что ли?
— Так ведь на меня и не посмотрели даже! Не нужен я им просто! Поздно, видать, пришел…
— А что ж ты, милый, подзадержался-то? — любопытствуют мудрецы.
— А я детали оттачивал, — отвечает г-н.
— Какие такие детали? Ты, любезный, самурай или токарь? — смеются близнецы.
— Ничего смешного, между прочим, — обиженно говорит г-н самурай. — Мелкие детали внутреннего «я», на всякий пожарный.
— Э-э-э, да ты, родной, еще и пожарник! — хохочут мудрецы.

Отсмеявшись, вдруг стали серьезны, и даже на время изречения мудрости из сионских близнецов превратились в синтоистских.

— Слушай, умник: мелкие детали твоему внутреннему «я», конечно, необходимы. Да только сёг-н твоими деталями не интересуется, он ведь не жену себе выбирает, а младшего самурая. Пока ты думал, что он про тебя подумает, он про тебя не думал, а думал, что ему нужен простой японский городовой, который не думать будет, а работать. Вот и взял, не думая, первого попавшегося. Ну да ничего, ты парень умный, тебе поглупеть не сложно. В другой раз, как услышишь, что кому-то самураи нужны, так прямо туда и бросайся. Возьмут тебя, как не взять. А мелкие детали своего внутреннего «я» потом отточишь. На всякий пожарный (хе-хе).

С этими словами мудрецы взяли в руки по кисточке и начертали на знамени г-на самурая несколько иероглифов, которые в переводе на наш притчевый язык означали примерно следующее: «Кто поумнел — тот опоздал».

После чего г-н недосамурай низко поклонился синтоистским близнецам, отправился восвояси, перестал самокопать и оттачивать, довольно скоро был взят в самураи к другому сёг-ну, заработал много коку, жил долго и счастливо и умер от харакири в один день со своим сёг-ном.

Смысль:
А смысль сей притчи не такова, что сёг-ны вообще не думают, а такова, что сёг-ны не думают о самураях того, что самураи сами о себе думают. Поэтому думать о сёг-нах нужно, но ровно столько, сколько они сами думают о г-нах самураях.

Короче:
Есть спрос на предложение — так и предлагайте, не раздумывая. Или сделайте себе харакири.

@темы: проза, про меня, ассоциации, актуально